Интервью с Андреем Васиным: Арбуз, Бесобои и киноперсонажи

— Андрей Леонидович, здравствуйте! Вы уже очень давно работаете в российской комикс-индустрии, расскажите, пожалуйста, с чего начинался ваш творческий путь и карьера художника-комиксиста?

В Ульяновске мы начинали, делали детский журнал «Арбуз», журнал комиксов. Тогда мы это называли «рисованные истории», слово «комикс» мы как-то избегали, потому что ещё в Советском Союзе считали, что комиксы это что-то такое, чужое. Вот поэтому мы назвали их «рисованные истории». Лет пять мы просуществовали, потом случились финансовые трудности.

Затем мы рисовали анекдоты в газете «Жизнь», но сами комиксы я рисую уже давно-давно. У меня за всё время понимание рисования поменялось, наверное, уже раза два или три — мне в одной манере рисовать как-то скучно. А потом случился BUBBLE, когда приехали мы с Артёмом обсуждать создание издательства. Решили, что надо делать. Ну и давай делать, вперёд и поехали.

— Откуда вы черпали вдохновение, формируя свой собственный стиль рисунка? Это были комиксы, традиционная живопись или, быть может, определённые авторы?

Ой, да всё, всё понемножку! Я, в принципе, жизнь-то уже давно живу на этой планете Земля. Я и живописью занимался, и графикой занимался, и скульптурой занимался. Но комиксы мне почему нравятся? Потому что, скажем так, там много всего надо знать: анатомию, динамику, как эту динамику правильно рисовать. То есть комиксы это наиболее такая универсальная штука.

Хотя у всех разный подход: я на комикс смотрю как на графику, а остальная масса людей, как я выяснил позже, смотрит на комикс как на истории. Вот у нас, кстати, с Артёмом Арамовичем очень много споров по этому поводу было. Я за картинку, а ему история нужна, и вот мы по этому поводу всё время спорили, но сейчас как будто нашли консенсус.

— Комиксы существуют уже очень давно, и если раньше все рисовали исключительно традиционными материалами (карандашом на бумаге, говоря условно), то современные технологии позволяют делать это через цифровые устройства. Что вам удобнее: традиционные материалы или компьютеры?

Сейчас уже цифровое, конечно. Вот журнал «Арбуз » мы изначально как рисовали? Мы обтягивали планшетики бумажкой, чтобы её не вело, брали акварельку, карандашик, сначала, значит, акварелькой, тушью обводили и вот так работали. Потом в типографию засылали и всё это было у нас на бумаге. Сейчас я уже забыл, когда на бумаге-то рисовал, как-то редко сейчас я этим занимаюсь, в основном на компьютере рисую.

— Вы один из тех людей, что стояли у истоков создания BUBBLE. Артём Габрелянов даже упоминал, что ваш энтузиазм во многом помог в становлении издательства. Расскажите, как это было? Какими были первые дни существования BUBBLE?

Тяжёлыми. Не помню, кто кого позвал, но мне давно хотелось продолжить рисовать комиксы, ещё когда журнал «Арбуз» у нас почил. Я вот Арама Ашотовича (создатель проекта Life и газеты «Жизнь» — прим. ред.) доставал постоянно этим, что, мол, «давай, соберём команду художников». Ну и потом Артём подрос как раз и ему эта тема интересна была, Арам Ашотович нас состыковал и мы с Артёмом встретились, начали работать. На улице Гиляровского сначала у нас команда была: Артём, я, потом Слава Доронин присоединился к нам, Миша Рольник был у нас такой сценарист и Костя Тарасов. Вот это у нас вся команда была. Потом это уже всё обросло новыми людьми.

— Из четырёх первых комиксов BUBBLE вам довелось поработать над тремя из них: «Майором Громом», «Красной Фурией» и «Бесобоем». Как проходила работа над этими комиксами, что вам запомнилось больше всего?

Это вот как раз мы сидели вот в этой комнатушке на Гиляровского, обсуждали с чего начать и что делать, и накидали идей: «Бесобой», «Майор Гром», «Красная Фурия». У нас родились вот такие образы персонажей, которых мы решили делать. Сначала мы же делали такой сборник комиксов, а потом решили делать отдельные истории. Я вот с «Бесобоем» работал, но, скажем так, для меня это такой неудачный опыт, как-то не нравится мне то, что я тогда делал.

Но, с другой стороны, это было только начало и всё это так скомкано было, тем более мы ещё только нащупывали технологию. Надо было ещё и скорость давать, чтобы вовремя сдавать выпуски. Я обычно когда рисую картинку, я её рисую от начала и до конца. А вот тут мы решили, что один рисует линию, а другой рисует цвет, ну, как сейчас. Костя, например, очень много поменял колористов, чтобы найти созвучного человека и работать в унисон. Мне кажется это непросто. У меня до сих пор ещё есть ощущение, что вот то, что я делаю — это я делаю, а вот когда с кем-то работаю… мне кажется это сложно. Я и собой-то недоволен часто, бывает смотришь — какую-то фигню нарисовал, а когда я какую-то фигню нарисовал, да ещё и другой художник фигню поверх моей фигни нарисовал, сидишь и думаешь «да ёкарный бабай».

— Наверное, сильнее всего из ваших работ выделяется «Бесобой» — именно вы проиллюстрировали самые первые выпуски, когда Данила был ещё мрачным демоноборцем, чьё лицо сокрыто под капюшоном. Как вы создавали облик Бесобоя и что думаете о развитии его образа в дальнейших выпусках?

Как это, мем такой, где мальчик говорит про Пушкина «жаль, конечно, этого добряка». Вот из этой серии. Трудно. Если честно, на мой взгляд образа Бесобоя его и нету. Его нет. Вот первый образ, тот, что я делал, когда мы только начинали, в нём была интрига — этот Бесобой был без лица. Капюшон — а под ним пустота. И где-то, значит, когда мы обсуждали это, я, в общем-то, думал, что это где-то так и останется, но в какой-то момент это уже надоело. Ведь когда одна история проходит, потом другая начинается, а лица всё нет и нет — всем уже хочется увидеть лицо. И подразумевалась такая идея, что лицо-то у него безобразное, потому он его им прячет.

И я попытался его отыскать. Допустим вот Артём, почему у нас споры были? Потому что ему нужно было быстрее, а у меня там раз — и персонаж не получился. Потом где-то что-то посмотрел, оттолкнулся, раз — и получился. Здесь не скажешь «давай-давай быстрее» и чтобы раз — и получилось. Нет, оно как-то не попадает. Потом я сделал лицо, сейчас смотрю на него, на лицо, которое нарисовал, и мне хотелось его страшным сделать. Такой он и получился, конечно, но страшный не в ту сторону, потому что это на скорую руку рисовалось. Вот сейчас в «Точке Невозврата», он уже начал немножко так формироваться, потому что Настя Phobs над ним поработала до этого. Настя сделала его таким вот симпатичным, идеальным. Она всех симпатичными рисует, у неё такой девичий подход. И сейчас я уже смотрю и понимаю, что людям-то больше нравится, когда симпатичные лица. Как мне внучки говорят «дед, а ты красиво рисовать умеешь?». Им тяжело, у них красиво это как? Это значит симпатичные девочки, парни там, а у меня немного другое понятие красоты.

— А как в целом относитесь к интерпретациям Бесобоя от других художников?

Вот я смотрю, кто рисовал, сколько персоналий — везде он разный. Везде он и такой, и такой, и такой. Вот даже фильм когда снимать будут, мне интересно кого подберут, какой актёр будет. Мы как-то разговаривали с Женей Федотовым и вот он говорит «надо Пореченкова». А я говорю, что он уже староватый такой, ну, не знаю… Наверное какой-то всё-таки мужик должен быть, достаточно брутальный.

А вот как он в комиксе пляшет, туда-сюда, то он здесь такой, то там другой… Как это я всё время удивляюсь, когда рисую Грома и Артём говорит «о, а здесь он не похож на майора Грома!», а я отвечаю «а кто он у нас, в чём исполнение?». Вот Костя Грома рисует, изначально же его персонаж был, вот Настя Phobs рисует майора Грома. Я понимаю, что Настя рисует всех симпатичными, такой подход у неё, а Костя он не такой — сравните майора Грома Костиного и Настиного, они же разные. Другой художник начинает рисовать персонажа и всегда привносит что-то своё. Но мне это и нравится.

— Вы рассказывали о работе с Артёмом Габреляновым, а как вам, как художнику, даётся совместная работа со сценаристами? Как относитесь к работе сценариста над комиксом?

Я вот поэтому, когда говорят про комиксы, когда большие сериалы запускают… Я вообще не люблю сериалы. Мне как-то это… История должна иметь начало и должна закончиться. И тогда это история, и тогда это цельная и понятная вещь. А когда ты начинаешь тянуть… вот как мы с Лёшей Хаттчетом разговаривали, он говорит «вот как тебе сценарии мои?», я отвечаю «Лёш, пишешь ты хорошо, мне нравится, но у меня такое ощущение, что ты умничаешь: и про библию, и про всё остальное — ты так много знаешь. Я просто читаю и понимаю, ну какой умный человек это писал», а он говорит «а я уже и не знаю, как написать: и так повернёшься, и эдак». Поэтому работа сценаристов она, конечно, такая… тяжёлая.

— В «Точке Невозврата. Бесобой» как раз появляются и герои из комиксов, и герои из фильмов. Отличается ли процесс работы при рисовании вымышленных персонажей и реальных людей в образах из кино?

Конечно, это небо и земля. Я не люблю реальных персонажей из кино рисовать, это тяжело. Когда ты рисуешь, как рука взяла, и персонажа какого-то придумал, ты крутишь его, как в голове повернётся. А здесь же надо ещё сходство передать, ты же не будешь рисовать… Вот часто люди даже себя на фотографии не узнают, сфотографировали и «нет, я не похож, это не я», а когда рисуешь человека это же совсем другое. И поэтому выдуманный персонаж это прямо маслом по сердцу. А реальных я не люблю. Хотя когда я по жизни где-то рисовал, то у меня портреты неплохо так получались. Я в своё время и живописью занимался, и портреты писал, но сейчас уже нет, не хочу. Не интересно.

— В недавней «Точке Невозврата. Бесобой» рассказывается альтернативная версия самой первой истории о Бесобое. Каково было вернуться к знакомым сюжетам и персонажам спустя более 10 лет?

С удовольствием, с удовольствием вернулся. Я сейчас немного по-другому рисую: я полистал уже вышедшую книжку, посмотрел и думаю, что ничего так получилось. Вот первые выпуски смотрю — не очень, а сейчас смотрю — ничего. И сейчас я так думаю, что я в этом направлении ещё бы поработал. Мне кажется здесь можно ещё что-то поковырять и сделать что-то интересное.